-
31.03.2014 11:42
«Крымская тема» полна парадоксов. Удивительным образом она объединила политические силы России. С тем же успехом разъединила многих друзей и родственников, придерживающихся диаметрально противоположных позиций. Присоединение полуострова — факт свершившийся, но споры и обсуждения не прекращаются. Что думает об всем этом интеллигенция? В гостях у редакции заведующий кафедрой истории России ЮУрГУ, доктор исторических наук, профессор Игорь Сибиряков, которому посчастливилось стать свидетелем грандиозного исторического события.
— 17 марта в 20.00 мне позвонили из администрации Президента РФ с предложением принять участие в мероприятии, которое вошло в историю, как обращение к Федеральному Собранию и представителям гражданского общества. В Москве надо было быть 18 марта в 13.00. Временной фактор оказался очень жестким, но решил поехать, потому что событие историческое и мне профессионально было очень важно окунуться в атмосферу происходящего. Важно было ощутить детали, интонацию, эмоции. Телевидение передает эти нюансы не всегда точно, тем более, что в последнее время многие трансляции далеко не безупречны. Скажем, в момент выступления президента внимание камер было сосредоточено только на нем. А в зале было на что посмотреть. Достаточно странное сочетание людей, не совсем типичное для такого рода мероприятий...
— Что вызвало у вас наибольший интерес или, может, поразило?
— Интересно было наблюдать, как ряды присутствующих пополняют представители творческой интеллигенции, которые вели себя совершенно по-разному. Более всего, конечно, очаровал Олег Табаков, который зашел в зал тихо, спокойно, сел на свободное кресло и, никак себя не афишируя, сосредоточился на каких-то своих делах. Он находился в неком уединении, никого не тревожил и никто не тревожил его. Прямая противоположность — Александр Проханов, который сразу же прошел в центр зала, принял на себя все возможные информационные и энергетические потоки, давал многочисленные интервью по телефону — буквально демонстрировал всем свое активное участие в происходящем. Эти разные модели поведения двух представителей интеллигенции в Большом Кремлевском дворце оказались очень характерны для российской интеллигенции в условиях крымского кризиса.
— Вы имеете в виду раскол в рядах?
— Раскол очевиден. Понятно, что части (а таких частей даже не две и не три, а намного больше) не равны. Понятно, что определить проценты невозможно. Сейчас мы можем говорить лишь об ощущениях. У нас нет никакой статистической базы, да и источников для анализа позиции интеллигенции не много. Есть два письма, которые немножко «потрясли» наше интеллектуальное сообщество. Одно в поддержку позиции Путина, другое — пусть не прямое, но все-таки осуждение. Однако это весьма условный ориентир в отношении людей, занимающих разные позиции.
— Но больше-то «наших»?
— Это очевидно. Между тем меня поразили реакция зала на многие высказывания Путина и реакция кулуарная, которая была обозначена еще до начала мероприятия. Тон задали депутаты Государственной Думы, которые появились с георгиевскими ленточками на лацканах и поздравляли друг друга с победой. Победа над кем? В чем? Над «фашистами»? Над «бандеровцами»? Они вошли в Крым? Они могли войти в Крым? Для меня эти вопросы остались без ответа. В крымской истории как-то все странно. Я, может быть, выражу позицию третьей группы интеллигенции, которая пока никак не может понять, что происходит. При обилии информации с той и с другой стороны степень недоверия людей к этой информации фантастическая! В этом смысле Первый канал и «Россия 1» сыграли, на мой взгляд, очень мрачную роль. Они окончательно убедили многих людей в невозможности верить тому, о чем говорит телевидение. Удивительно, но не сработал и эффект личных связей. Здесь все тоже противоречиво. Люди из Киева описывают ситуацию по-разному: от восторгов по поводу Майдана до ужасов, связанных с Майданом.
— Кстати, есть мнение, что восторги куплены...
— Знаете, в интернет-пространстве и радиоэфирах я допускаю такую возможность. Но когда речь идет о семейных связях, живых эмоциях людей, с которыми мы связаны родственными узами... Эти люди политически не ангажированы, они просто там живут. Словом, ситуация более сложная, чем ее представляет нам Первый канал. И интеллигенция в ней запуталась. Выбор мучительный.
— Для интеллигенции все всегда мучительно, не так ли?
— Конечно, но таково свойство этой группы, которая все-таки привносит в любой процесс — экономический, социальный, политический — большую долю эмоций, сомнений. Иначе бы интеллигенция превратилась в интеллектуальную элиту. Поэтому я не вижу оснований для осуждения интеллигенции за это. Она живет яркой эмоциональной жизнью. Кстати, еще одно яркое впечатление от посещения Кремля — это возраст тех, кто присутствовал в зале. Там практически не было молодых людей. При этом, общаясь со студентами, я с удивлением обнаружил, что многие не знают, кто такой Олег Табаков. Не все знают, кто такой Никита Михалков, который тоже присутствовал в зале и был явно не у дел. Никита Сергеевич оказался в ситуации, когда не он первый на этом празднике жизни, и не знал, как себя вести. Постоянно барражировал, искал контакта. Это был не его день, а... день Александра Проханова, который, что называется, шел на разрыв. Разумеется, все это происходило до появления в зале В.В. Путина.
— По какому принципу приглашали на мероприятие людей? Вас, в частности, почему позвали?
— Мне показалось, что главным принципом отбора был опыт работы с государственными и общественными структурами, отсутствие радикализма в действиях либо суждениях. Аудитория изначально не должна была проявлять радикальных, неуправляемых эмоции. Для меня приглашение стало полной неожиданностью.
— Вы радикал?
— Нет, я, скорее, как раз очень умеренный человек. Предпочитаю занимать нейтральную позицию между противоборствующими силами. Профессиональная обязанность историка — наблюдать, а не судить. Это очень важно — видеть и слышать обе стороны. Иначе ты не сможешь быть объективным. Для исследователя потеря объективности — большая опасность. Кстати, и для преподавателя тоже.
— То есть относительно Крыма вы примыкаете к не определившимся. А интеллигентом себя считаете?
— Эта старая провокационная конструкция. Положено в таких случаях произносить: «Нет, это должны решать другие люди, со стороны виднее...» Для меня сегодня критерий интеллигентности все менее понятен. Если раньше доминировал социологический критерий, то сейчас и он размыт. Человек, имеющий высшее образование, занимающийся интеллектуальным трудом, обладающий набором определенных нравственных качеств, — все это формальные критерии принадлежности к данной социальной группе. Но в моем представлении интеллигент должен изменять окружающую действительность, делать ее лучше, добрее. Я не смог это сделать. Действительность, к сожалению, оказалась сильнее меня. Наверное, я не интеллигент.
— Разве интеллигенты со своей извечной рефлексией изменяли когда-то действительность?
— Как раз этим и изменяли. Есть такая великая римская пословица — капля долбит камень. Интеллигенты всегда создают атмосферу неуверенности и сомнения. Не обладая монополией на истину, они провоцируют ее поиск.
— Выходит... Путин — не интеллигент?
— Это очень интересный вопрос. Я думаю, что по многим формальным критериям он как раз может быть отнесен к наиболее типичным представителям российской интеллигенции. У него высшее образование, он занимается интеллектуальным трудом, является носителем определенных нравственных качеств. С другой стороны, он изменил этот мир. Стоит чуть внимательнее присмотреться к деталям, чтобы понять: на эту формально-социологическую интеллигентскую основу лег огромный пласт удивительного жизненного опыта. Спецслужбы, работа с А. Собчаком, стремительная карьера чиновника и совершенно уникальный статус президента. Фантастическая трансформация мировоззрения, личности, нравственных качеств. Сочетание несочетаемого.
— Но вернемся к Крыму. В вашей семье все неопределившиеся?
— У нас условная линия проходит по возрастным границам. Представители старшего поколения по большей части приветствуют произошедшее. Им кажется совершенно справедливым возвращение Крыма в состав России, и они искренне убеждены в своей позиции. Если говорить о том, кому это решение не нравится, так это многие представители молодого поколения.
— И как пожилые домочадцы относятся к позиции молодежи?
— Как раз в рамках нашей семьи это нормальная дискуссия, не приобретающая характер вечного молчания, обид и битья посуды. Хотя в некоторых семьях «посуды» уже разбито немало.
— А с точки зрения истории, Крым для России — достижение или потеря?
— Все зависит от точки отсчета при определении понятия «Россия». Для нашего государства это колоссальный успех! Возвращение утраченных территорий — уже много веков один из признаков величия и силы державы. А вот для российской культуры и российской цивилизации в самом широком смысле этого слова последствия могут оказаться печальными. Мне, кажется, мы можем попасть в состояние международной изоляции не столько на политическом или экономическом, сколько на интеллектуальном уровне. Это очень опасная перспектива. Нет контактов — нет развития. Мы можем закрыться в своем гигантском евразийском пространстве, можем «окуклиться», «спасти» свою идентичность и исключительность, но потерять темпы «социального развития». А в современном мире именно они определяют почти все.
— Могли ли государственные мужи этого не просчитать?
— Мне бы очень хотелось, чтобы все эти решения были первоначально смоделированы на уровне системного анализа. Судя по той реакции, которую пока демонстрирует Запад, могу сказать, что в политическом плане государственные мужи не ошиблись. Санкции сведены к конкретным персоналиям, но не носят системного характера. Рациональный Запад и иррациональный Восток «прожевали» потерю Крыма. Для них оказалось выгоднее сделать вид, что ничего страшного не произошло.
— Хотя флажком махали устрашающе...
— Это обязательный ритуал. Давайте не будем забывать, что политическая элита Запада живет не в безвоздушном пространстве. У них есть свой избиратель, перед которым необходимо было, что называется, «держать лицо». Ритуальный танец исполнили, а дальше наступил прагматизм, свойственный современной мировой политике. И в этом прагматическом восприятии произошедшего со стороны ведущих индустриальных держав наши специалисты не ошиблись. А вот что касается эмоций, чувств, нравственного оправдания... Украинская интеллигенция очень болезненно восприняла происходящее. И эта обида, думаю, будет иметь долгосрочный характер.
— Косовский прецедент... Многие проводят параллели. Насколько они корректны?
— Любая параллель условна. Там действовали другие политические силы, и сценарий развития событий был иным. Между тем пример Косово может быть использован, как доказательство и возможности такого пути, и опасности такого пути. Кому как выгодно трактовать этот прецедент. Я думаю, что со временем то же самое произойдет и с «крымской историей».
— И все же мы давно не видели такого согласия в рядах политэлиты...
— Я бы не преувеличивал крепость этого согласия. Аналогичную ситуацию, если уж обращаться к историческим аналогиям, мы наблюдали в 1913 году, когда Россия праздновала юбилей дома Романовых. Тогда тоже казалось, что величие Российской империи незыблемо. Но уже первая кризисная ситуация привела к расколу. Я думаю, что и это единение временное. Очень опасаюсь, что нас пытаются отвлечь от каких-то серьезных вопросов, переключить внимание общества на внешние проблемы, в то время как у нас нарастают проблемы внутренние. И с этой точки зрения Крым может сыграть важнейшую роль в нашем дальнейшем развитии. Он обострит многие наши проблемы. Это хорошо для лечения. Болезнь надо зафиксировать, признать и подобрать соответствующие медикаменты. А то, что наше общество болеет, мне кажется, совершенно очевидно. Вопрос — чем? И как лечить? Сейчас задан некий вектор, согласно которому общественное сознание должно развиваться в ближайшем будущем. Но будет ли он принят обществом? Главное — чтобы не сработала формула: «кто не с нами, тот против нас».
— А есть у присоединения Крыма безусловный плюс? Кроме географического расширения границ, разумеется.
— Самое важное заключается в том, что Крым вновь заставил людей задуматься. Мы настолько погрузились в атмосферу повседневного быта, выживания, обслуживания, что позабыли о вещах очень важных в масштабах мира, о нашей жизненной философии, о ценности человеческой жизни, о ее удивительной кратковременности. Крым нас «встряхнул». Люди заговорили, стали формулировать свою позицию. Я вижу в этом позитивное начало. Через согласие или несогласие в каждом просыпается гражданин. Здесь знак «минус» или «плюс» не принципиально важен. Хотя, когда человек заявляет свою позицию, оставаясь в абсолютном меньшинстве, то это, конечно, мощное основание для формирования подлинной гражданственности. К сожалению, этот процесс осложнен двумя высказываниями президента — о пятой колонне и национал-предателях. Такого рода конструкции создают атмосферу страха, которой зарождающееся гражданское чувство может быть просто подавлено. ... Надо сомневаться. Я очень боюсь не сомневающихся людей. Тех, кто гордо и уверенно берет в руки автоматы и воплощает свое понятие о справедливости на улицах городов.
Татьяна Строганова
http://mediazavod.ru/articles/145814
