-
03.07.2018 09:50
Говорят, журналистика серьезно больна. Сложно найти просвещенного человека, которого не беспокоило бы ее состояние. А еще говорят, что секретарь Союза журналистов России, руководитель международного отдела СЖР Тимур Шафир знает, как вылечить вторую древнейшую профессию. С этим вопросом я обратилась к нему напрямую. Но для начала предложила определиться, чем же все-таки журналистика болеет?
Из досье
Тимур Шафир родился 11.06.1977. В 1997 году окончил факультет International Relations (степень BsC) Международного университета (Баку). В 2004 году получил диплом журналиста в Институте журналистики и литтворчества (Москва). Возглавляет Международный отдел СЖР. На X съезде СЖР в 2013 году избран секретарем Союза. В 2014 году занял пост директора Московского международного центра журналистики (Moscow International Centre for Journalism) — представительства IFJ в России и странах Центральной Азии. Женат, воспитывает двух дочерей.
— Наша профессия страдает множеством неприятных недугов. Это и внешние инфекции — проблемы с Почтой России, с доставкой и подпиской. Это и болезни внутренних органов — не самый высокий уровень подготовки молодых кадров, стремительное нашествие социальных технологий, сетей, блогеров, которые все настойчивее пытаются подменить собой журналистику. Болезней множество, но радует тот факт, что все они не смертельные. Каждую из них в той или иной степени можно вылечить.
— И вы знаете, кто и как это должен сделать? Хирургическим путем или терапевтическим?
— Журналистике нужна очень интенсивная терапия. Здесь будет уместен лозунг прошлых времен: спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Хотя это, конечно, слишком абстрактно звучит. Получается, каждый будет спасать себя? Невозможно спасти профессию только лозунгами, правильными словами и призывами делать свою работу хорошо. Здесь очень важна роль самоорганизации профессионального сообщества. В частности — роль Союза журналистов, медийных организаций, региональных и центральных, тех площадок, которые коллег объединяют, у которых есть ресурсы, возможность и желание эту интенсивную терапию проводить.
— А у международной журналистики такие же болезни?
— Практически да. Плюс «бонусы» в виде терроризма, экстремизма и прочая... Болезни те же самые, просто международная журналистика уже немножко дальше прошла этот этап — переход на «цифру», падение печатных тиражей, соцсети, блогерство... Гораздо больше схожего, чем различий. Хотя различий, конечно, тоже хватает. Сегодня руководство Союза старается его укрепить, развивать, насыщать чем-то полезным. Многие наши европейские партнеры прошли этот путь уже достаточно давно. К примеру, в Германии, Британии, в Скандинавских странах журналистское сообщество более самоорганизовано и объединено.
— Откуда у вас такая убежденность, что все решаемо и болезни излечимы?
— Можно было бы широко улыбнуться и сказать: «Просто я в душе оптимист». Но все действительно решаемо. Очень долго шли разговоры о смерти печатной прессы. Первыми должны были умереть «районки», потом — областные и городские газеты, затем — телевизор. «Будет один сплошной Интернет» — звучали прогнозы. «Все станут блогерами и — зацветут на Марсе сады». Ничего подобного не происходит, и время показывает, что эпоха тотальных соцсетей не наступит никогда. К сожалению, это наглядно продемонстрировала трагедия в Кемерово. В том числе и здесь достаточно ярко проявилось принципиальное отличие блогерства от журналистики.
Журналистика — это в первую очередь расследование, а не просто умозрительный анализ и умозаключения сидящего на диване человека. Это работа на месте, обзвон, опрос, выяснение деталей, интервьюирование большое количества людей, выявление фактов, отсечение слухов. Все это — суть профессии. И неважно при этом, о чем материал — о преступлении или о трубопрокатном заводе. Поэтому профессия не умрет никогда, как не умрет и печатная пресса. Никакой «сплошной Интернет» их не заменит. Такой цифровой апокалипсис, я думаю, нам не грозит. Есть более актуальная проблема. Профессию захватили четыре буквы С: сенсация, секс, смерть, скандал.
— ...И одна буква Р — рерайт.
— Это тоже очевидно. Что же касается сенсаций, то охотно тиражируются дутые, подчас с идиотскими заголовками. Тут мы опять возвращаемся к разговору о профессионализме в работе. Кажется, Борис Стругацкий сказал: «Самые удивительные сенсации и открытия в науке проходят мимо внимания широкой общественности». Нетрудно придумать сенсационный заголовок. Давайте самый пошлый сейчас вспомним, об астероиде, к примеру. «К Земле стремительно приближается космический пришелец» — и пошла плясать губерния! А настоящие сенсации требуют обдумывания, осмысления.
— Фейки — это ведь тоже знаковый феномен нашей жизни. Раньше существовало понятие «газетная утка». Но это было не так часто и не так нагло...
— Согласен. Дело в том, что никогда в таком масштабе, так безапелляционно и с такими тяжелыми последствиями авторами фейков не становились лидеры государств. Посмотрите: по сути дела, значительная часть внешней политики базируется на фейках. Раньше была «газетная утка» — нездоровая сенсация, нечто, высосанное из пальца. Сегодня же фейки генерируются на уровне правительств, президентов, в ходе предвыборных кампаний непонятно что творится. В результате уничтожаются страны, гибнут люди, дискредитируются базовые понятия — сострадание, гуманизм... Потому что, когда ты 10 раз видишь одну и ту же несчастную сирийскую девочку, которую то газами травят, то из подвала вытаскивают, все нивелируется.
Есть фейк под названием «Сирийские дети». Его генерируют на уровне правительства США, НАТОвского альянса. Это ведь не просто «сумасшедшая бабушка прокричала», в это вкладываются большие деньги. Найти мальчика, снять сюжет, дать ему финики и печенюшки... Хотя мы все прекрасно понимаем, что настоящие «печенюшки» получил не мальчик. Вот в чем проблема, поэтому фейков стало так много. Так масштабно и так цинично в прессе они не использовались никогда.
— Переболеем и этим?
— Я думаю, общество и СМИ и этим переболеют, выработается определенный иммунитет. Ранка заживет, но рубец останется. Кожа будет грубее, толще и непробиваемее. Люди станут более осторожными, научатся отличать фейки. Симптомы уже сейчас указывают: до людей что-то начинает доходить. Даже в случае с мифическими Скрипалями, которые то отравились, но не отравились, то проснулись, то заснули... Всем бы хотелось вменяемого ответа на вопрос «что же произошло». Иммунитет вырабатывается потихоньку.
— Кто главнее: чиновники или журналисты?
— В своем ведомстве — чиновники, в своей редакции — журналисты.
— А в жизни?
— В жизни?.. Сложный вопрос. Смотрите: при проведении спасательной операции в горящем здании кто главнее? Журналист или чиновник?
— Врач!
— Здесь я с вами, пожалуй, соглашусь. Но уж точно не журналист, который начинает украдкой снимать и вести трансляцию того, как погибают люди.
— А здесь уже я с вами не соглашусь. Это ведь его профессиональный долг...
— Да. Но в журналистике, кроме «профессионального долга» есть понятие «профессиональная ответственность». Долг — не только проинформировать общество о происшествии, долг — еще и просчитать последствия на несколько шагов. Если я действительно профессиональный журналист, а не блогер, для которого главное — количество лайков, я подумаю, стоит ли снимать? Если идет подготовка к операции по освобождению захваченных террористами заложников, я своей трансляцией косвенно могу погубить, возможно, десятки людей.Террористы ведь тоже могут смотреть эту трансляцию. Здесь, наверное, главный тот, кто ведет спасательную операцию. На этапе расследования, аналитики, интервью, конечно, будет главный журналист. Когда надо будет просчитать последствия, когда необходимо будет понять, почему трагедия могла произойти и как подобное избежать в дальнейшем. Это очень большая и серьезная профессиональная работа.
— Можно научить журналистике в вузах?
— Думаю, любое высшее образование гуманитарного плана дает базовые понятия, учит культуре в профессии, истории, тенденциям. Все это теоретическая часть, но научиться профессии можно только на практике. Если у тебя нет практики... ты станешь блогером.
— Слово «блогер» для журналиста звучит оскорбительно...
— Ну почему же? Может быть, журналист в свободное время блог любит вести о своей личной жизни?
— Вряд ли у хорошего журналиста есть свободное время и блог о личной жизни...
— Согласен. Вы совершенно правы! Но... это не звучит оскорбительно. Это просто разные явления и понятия. Разные плоскости, уровни работы.
— Спрошу по-другому: сколько нужно написать материалов, чтобы стать журналистом?
— Человек может и на сотом материале не стать журналистом, а может стать и на первом. Вспомним историю недавнюю. Люди, которые проходили через школу «Алого паруса», где Юрий Щекочихин работал — легенда нашей профессии, начинали замечательно писать и становились профессионалами, еще даже не поступив в институт. Все индивидуально. Это касается печатной сферы, радио, теле- и интернет-журналистики. И в последней, к слову, есть что-то хорошее, а то же все критикуем. Ну не получилось у человека с первого раза журналистом стать — есть еще десятый, сотый. Опыт придет.
— Раз вы уверены, что профессия никогда не умрет, давайте помечтаем. Как будет выглядеть журналист лет через 200?..
— Если не случится какой-нибудь катастрофы и мы не перейдем снова на узелковое письмо, думаю, техническое оснащение журналиста выйдет на более высокий уровень. Все необходимое для работы будет имплантировано.
— Ладошка вместо фотоаппарата?
— Вполне возможно. Или глаз. Журналист станет тотально конвергентен: съемка при помощи дронов, может быть, размером с муху, обработка снимков, верстка. Техническое оснащение, оперативность, каналов подачи информации и аудитория будут больше. Надеюсь, все-таки ряды человечества станут множиться, а не сокращаться.
— А моральная начинка?..
— Это самый сложный момент. Думаю, все то же самое будет. Плохие и хорошие, добрые и злые... Среди массы материалов про космических смертоносных пришельцев нет-нет да и мелькнет сенсация от какого-нибудь нового Василия Пескова. Журналисты останутся, хочется верить, людьми. И надеюсь, зарабатывать они будут больше, чем их далекие предки...
— Но вернемся в реальность. Журналистика может победить коррупцию?
— Вероятно, это прозвучит ужасно, но коррупцию победить вообще невозможно, пока существует современное общество с его товарно-денежной составляющей. На мой взгляд, призывы к тотальной и беспощадной борьбе с коррупцией сродни стрельбе из пушек по тучам, в то время как основные силы нужно тратить на построение крыш и водостоков. Задача профессионального журналиста в данной ситуации максимально проста — анализ и оценка степени вреда, наносимого каждым отдельно взятым коррупционным случаем, его освещение и пресечение в будущем подобной практики совместно с правоохранительными органами. Речь идет о каждом конкретном преступнике. Как только журналист начинает вести борьбу с коррупцией «в целом» («ан масс», как говорил профессор Выбегалло у Стругацких), он перестает быть журналистом и становится, кем угодно, — от депутата до того же Выбегаллы.
— А какими должны быть идеальные взаимоотношения власти и журналистики?
— Я думаю, идеальных взаимоотношений нет нигде, и никто из нас не знает, какими они должны быть. Открытость власти для прессы — это ведь тоже понятие растяжимое. Госорганы и чиновников можно обязать отвечать на запросы. Но как только мы поймем, что входит в понятие «открытость», мы уже будем ближе к пониманию того, что такое «идеальные взаимоотношения». Что-нибудь типа... как можно меньше мешать и как можно больше помогать. Впрочем, последнее — тоже в разумных пределах. Потому что за чрезмерную помощь ты будешь кому-то обязан, причем — очень сильно. Чем меньше власть будет давать поводов журналистам писать о коррупции, тем лучше. А с остальным уже как-то стороны разберутся.
— Что вы посоветуете безработным журналистам, ряды которых множатся? Может быть, есть полезный международный опыт?..
— Как мне кажется, неприлично и непорядочно давать советы коллегам, потерявшим работу, будучи трудоустроенным. Поэтому хотел бы сместить акцент на коллег из числа тех, кто работает, но задумывается о том, какой станет профессия в ближайшие несколько лет. Какие вызовы ждут, что сулит это будущее или чем оно грозит нам? Конвергентность — жуткое нерусское слово, но, тем не менее, однозначного синонима пока не изобретено. Это знания и умения, полученные в ходе работы в различных областях нашей профессии, в ходе встреч с представителями разных профессий и сфер труда.
Связи — да! Это тоже капитал, и зачастую еще какой! А еще — сильная, мощная структура за спиной, которая сделает все, чтобы коллега, потерявший работу, не потерял себя и продержался какое-то время до новой активности. Это, по сути, уже наша забота — коллег из Союза журналистов РФ. Впрочем, она будет бессмысленной без активного участия всех представителей нашего профессионального поля — от Калининграда до Владивостока с географическим почти что центром в Челябинске.
Татьяна Строганова.
Фото автора.
«АиФ-Челябинск»
