-
23.05.2011 06:14
Челябинский клуб интеллектуального и духовного общения интеллигентных людей CREDO провел круглый стол, посвященный 120-летию Михаила Булгакова. Как произошло знакомство с его творчеством? Что значит это имя для нас, живущих в ХХI веке? Почему произведения писателя у одних вызывают восторг, а у других — резкое неприятие? Дискуссия разгорелась жаркая. Мнений и впечатлений было озвучено немало. Вот лишь некоторые из них.
Елена ПОНОМАРЕВА, заведующая кафедрой «Русский язык и литература» факультета журналистики ЮУрГУ, доктор филологических наук:
— Булгаков — это половина моей жизни. Ровно столько занимаюсь исследованием его творчества. Повезло, что в начале своей научной деятельности встретилась именно с этим писателем. Для меня и, в целом, для русской культуры ХХ века Булгаков — некая этическая мера. Мера творчества, таланта. С другой стороны, это писатель, о котором лучше молчать и думать. Я вот им проросла, а говорить трудно. Сказать лучше, чем он, сложно, сказать хуже — просто права не имеешь.
А еще для меня Булгаков — это момент испуга. Когда я уже дописывала свою диссертацию, решила поменять тему. В жизни стали происходить какие-то вещи, от меня абсолютно не зависящие. Думала, это влияние того, к чему, может быть, и не надо прикасаться. Но в церкви батюшка меня успокоил. Сказал: «Пиши. Он из семьи богослова. Все будет нормально». Я написала диссертацию и повзрослела. Булгаков многолик в своих ипостасях. В том и фокус, что представление о нем неисчерпаемо. Человек для него — объект восхищения и одновременно несовершенства, натура, которая умеет любить, болеть и в то же время умеет совершать ошибки и с удовольствием это делает. Художественный метод, который использует писатель, определить невозможно. Есть понятия «странный реализм Булгакова», «синтетический реализм». Не в смысле «искусственный», а очень емкий, объемный, многогранный.
Для меня хороший писатель — это писатель деликатный, который, кажется, ничему не учит. Мы не очень любим, когда поучают. И я как литературовед не люблю открытую мораль. А вот когда очень тонко, иронично писатель пытается что-то донести... После прочтения Булгакова происходит какое-то внутреннее преображение, приращение смысла. Есть книги, которые мы проглатываем. Прочитал — нравится. Перевернул страницу — забыл, в душе не осталось ничего. С Булгаковым так не бывает. Есть феномен загадок Булгакова, нет феномена отгадок. Мы никогда до конца его не расшифруем. Где-то — к счастью, где-то — к сожалению. Да это, наверное, и не нужно. Главное — в каждом человеке есть нечто, позволяющее на Булгакова откликнуться. Это хорошо, интересно, вечно.
Майя БРАНДЕСОВА, поэт, журналист, завлит Нового художественного театра:
— Это один из самых близких мне по мировоззрению писателей. Помню свое первое соприкосновение с его книгой. Когда открыла «Жизнь господина де Мольера», не могла оторваться. Я упала туда! Все перемены читала, дома с трудом отрывалась, чтобы перекусить. Потом то же самое повторилось с «Мастером и Маргаритой», с «Белой гвардией». Но есть и те, кто не понимают своеобразного булгаковского юмора на грани сатиры, не принимают его взгляда на жизнь, взаимопроникновения мира мистического и реалистического. Видимый мир многомерен, за каждым булгаковским образом — пропасть всего! Нельзя отрицать бога, дьявола, прошлого, которое вторгается в настоящее. То есть мир не познан и непознаваем в принципе. А человека, который пытается постичь его одномерно, сугубо материалистически, ждет судьба Берлиоза или Бездомного. Такое ощущение, что Булгаков все время над людьми этого плана потешается.
Игорь КЛЕБАНОВ, кандидат физико-математических наук, доцент ЧГПУ:
— Я впервые познакомился с Булгаковым в 18 лет. Может, не самый лучший возраст — нельзя проникнуть во многие глубины. Но с другой стороны, я начал с вершины, с «Мастера и Маргариты». Человек я довольно рациональный, но у меня было абсолютно иррациональное восприятие этого романа. По прочтении поймал себя на ощущении. Словно после грозы вышел на улицу и вдохнул воздух, обогащенный озоном. И второе ощущение — невероятная свобода! То есть это был роман, написанный внутренне свободным человеком. Ну а потом, конечно, были размышления, многократные перечитывания творческого наследия.
Булгаков — один из немногих авторов ХХ века, кто умел о сложнейших вещах писать очень простыми языковыми средствами. И, конечно, мой математический ум привлекло обилие загадок, которые можно расшифровывать. Вообще этот роман воспринимаю на основе метафоры перевернутого бинокля. Есть ершалаимские главы и все остальное. Когда мы переходим из одной плоскости к другой — как будто бинокль переворачиваем. Насколько все грандиозно ТАМ, и насколько все мелко в Москве! В романе Мастера злодеи есть, да вот ни одного ничтожества не могу вспомнить. А в московских главах — сплошь одни ничтожества! Булгаков показал, к чему пришли те, кто, по словам Берлиоза, отказался от сказок о Боге. На бале сатаны возникают образы, похожие на московских персонажей. Но даже они не так ничтожны — пусть и темные, но личности все же.
Сергей ЖАРОВ, доктор юридических наук, доцент ЮУрГУ:
— По поводу булгаковской свободы... Я этого понять не могу. Как можно реализовывать свою свободу, описывая полностью несвободных людей? Тот же профессор Преображенский, который фрондирует на всех страницах, он чем занимается в новой стране? Он приспосабливается. У Булгакова все персонажи приспособленцы. Все до единого! Иван Бездомный через восемь лет после выписки из психиатрической лечебницы стал профессором. Парень взял на себя обязательство не писать стихов, а кушать надо. Вот он и пошел в институт красной профессуры. Было такое заведение, которое из полуграмотных рабочих и крестьян делало профессоров. Маргарита, пресытившись семейной жизнью и материальными благами, для чего, спрашивается, отправилась на улицу в полной боевой раскраске да еще и с желтыми цветами? То, что ей Мастер тогда попался, — так это просто повезло...
Отец Александр, священник Свято-Троицкого храма (г.Челябинск):
— Хочу рассказать о своем знакомстве с Булгаковым. Я в то время работал концертирующим гитаристом, играл соло на гитаре. Ведущая концертов дала мне запрещенную перепечатку «Мастера и Маргариты» на фотобумаге. Там был настолько плохой отпечаток, что я еле улавливал смысл. Но захватило с первой строчки. Роман прочел на одном дыхании за ночь. Оторваться было невозможно. 20 раз потом перечитывал. Отношение церкви к этому роману у меня всегда вызывало боль. Булгаков внутренне, конечно, религиозен. Он из семьи не просто священника, а глубоко образованного богослова, знавшего все традиции. Там была уникальнейшая библиотека. Беда в том, что Булгаков к нам пришел слишком поздно. Мы не только не знаем, но уже и не способны понимать священное писание. В этом наша уязвимость. Мы очень скромны в своих представлениях, не хотим прилагать усилий, не хотим каких—то вещей понять. Я не согласен с тем, что есть ощущение свободы. Там нет свободы. Вслед за Чеховым он из себя всеми силами раба выжимает. И этому рабу страшно. Иешуа самым тяжелым из грехов называет трусость. Мы же все трусы! Мы так боимся, что нам щелкнут. А нам щелкают...
***
После дискуссии каждый ушел со своим Булгаковым, возможно, лишь обогатившись фактами. Мы давно забыли его современников, даже тех, кто были гораздо популярней в 30-40 годы прошлого века. А феномен Михаила Афанасьевича и спустя 70 лет после его ухода не дает покоя. Да и вряд ли когда-либо настанут времена равнодушия к его личности и творчеству. Инфернально или божественно происхождение дара Булгакова? Об этом тоже можно спорить бесконечно. Но каждый останется при своем субъективном мнении. Ведь не зря говорил писатель о том, что только с точки зрения вечности может быть познана истина. А значит... нам едва ли суждено ее когда-нибудь познать.
Татьяна Строганова, специально для газеты «Челябинский рабочий»
